Сонечка и высший смысл

Когда Сонечка решила завести блог, она сперва не очень понимала, с чего начать. 

О чем будет блог, было в общих чертах понятно - о Сонечкиной непонятой душе, о Сонечкином раненом сердце, а также о Сонечкиных обманутых надеждах. В планах было оповещать мир обо всех подробностях этой катастрофы как по мере поступления, так и задним числом, посредством флешбэков. Кроме того, миру следовало принять к сведению те горькие мысли, которые появились у Сонечки в связи со всеми этими безобразиями. В качестве эпиграфа Сонечка залепила стих "Есть высший смысл в сплетеньях бед" поэта Теннисона, который, как и она, много страдал, но держался молодцом. Свежеоткрытый аккаунт подстрекал написать т.н. верхний пост - такой манифест, которым встречают всякого мимопробегавшего, чтобы всякий мимопробегавший узнал про Сонечку самое главное буквально с первого взгляда. Над верхним постом Сонечка размышляла несколько часов, пытаясь найти доминанту в окружавшей ее беспросветности, и в итоге главное было отфильтровано. Две вещи делают мою жизнь невыносимой, гласил Сонечкин верхний пост, - работа и семья.

Тут Сонечка нисколько не покривила душой. Она действительно терпеть не могла и то и другое, а в сочетании это был вообще Апокалипсис. Сонечкина жизнь была сконструирована так удивительно, что не только полностью состояла из отвратительных ей вещей, но эти вещи не чередовались подобно зиме и лету, а напротив, суммировались, усугубляя друг друга самым паскудным образом. Когда Сонечка думала о работе, ей казалось, что хуже ничего не может быть на свете и что не будь работы, семью еще как-то можно было бы выдержать. Мысли о семье сводились к возгласу "провалитесь все и дайте спокойно поработать", и в эти моменты Сонечка верила, что жить одной и всего лишь работать - это был бы курорт. Действительность, однако, была такова, что семья слезала с Сонечкиной головы только на время работы, а едва за клиентом закрывалась дверь, взгромождалась обратно, не давши буквально перекурить, отчего Сонечка ощущала себя шлюхой на субботнике.

При этом работала Сонечка далеко не в трамвайном депо, и семья у нее была без диагнозов. Кого-то, может быть, такой комплект бы и устроил, Сонечка даже читала о людях, которые о нем мечтали, но саму ее это устроить никак не могло, ибо она проницала суть вещей. А суть вещей была такова, что Сонечка непрерывно обслуживала других людей, и если на работе за это хотя бы платили, то семья требовала того же самого, но даром, т.е вообще непонятно на каком основании. Кроме того, сам факт, что Сонечке приходилось работать, был результатом того, что семья не позаботилась об обратном, о чем Сонечка не забывала ни на минуту. Таким образом по степени невыносимости семья уверенно лидировала, но работа тоже показывала неплохие результаты, заставляя Сонечку рыдать от омерзения всякий день, продравши глаза.

Сонечкина работа была нетяжелой, к ней приходила приятная публика, которую она в комфортной обстановке учила всяким умным вещам. На взгляд самой Сонечки ее деятельность заключалась в том, что она ради куска хлеба вынуждена была часами говорить на тошнотворные темы с какими-то левыми людьми, вникать в их фанаберии и слушать чушь, от которой на кухне скисало молоко. Это было общение за деньги, и даже за деньги вынести это общение было нелегко.

Общение бесплатное, т.е. не компенсируемое ничем, происходило в семье. К примеру, на воскресной прогулке представлены были одновременно два формата, один представлял муж, второй - ребенок. Это называлось "полная семья", хотя второе слово в этом выражении Сонечка обычно заменяла на другое. Муж двигался на несколько шагов впереди и молчал как скала. Чтобы обратиться к нему с вопросом, его нужно было сперва догнать, потом слегка забежать вперед и только тогда изложить свою проблему. Ребенок, наоборот, висел на руке, как шуба на крючке, заставляя передвигаться в позиции согнувшись пополам, и в непрерывном режиме транслировал свои впечатления, ожидая и пронзительно требуя фидбека. Таким образом, одна сторона предоставляла Сонечке полную автономию вплоть до возможности без помех попасть под трамвай, а вторая предлагала полное слияние и взаимодействие на уровне метаболизма.

Все три формата - и рабочий, и оба домашних, - объединяло то, что все они были одинаково мучительны и совершенно неотменимы. 

Тут самое время перейти к Сонечкиным обманутым надеждам, и главной из них была надежда на то, что альтернативой семье и работе станет не смерть, как у всех млекопитающих, а личная жизнь. Сонечка надеялась пусть не на избавление, а хотя бы на какую-то смену ландшафта. На какие-то отношения, в которых ее, с одной стороны, не бросят барахтаться одну, а с другой - поговорят с ней по-человечески, а не о том, что вон трамвай поехал. Ну и в которых никого не надо будет учить, само собой. Достаточно всего лишь встретить любовь, полагала Сонечка, и кривое сделается прямым, и можно будет разогнуть спину, и к тебе повернутся лицом. Во имя этой великой мечты Сонечка устраивала себе личную жизнь буквально из всего, что попадалось на пути и не походило с виду ни на семью, ни на работу.

Сперва все обычно шло хорошо, свежая личная жизнь трепетала и благоговела, укутывала Сонечку в одеялко и задавала разные интересные вопросы вроде "о чем ты сейчас думаешь?". Неизбалованная Сонечка строчила в блоге загадочное про то, что она не знала, что так бывает и что так не бывает. Наконец-то все сбылось, думала Сонечка, пригревшись на переднем сиденьи и рассеянно прислушиваясь к тому, что доносилось из-за руля. 

Из-за руля тем временем лился рассказ про то, что сегодня потеплело, а завтра похолодает, а теперь загорелся красный, а вон трамвай поехал. Иногда дело происходило на пешей прогулке, и тогда оказывалось, что Сонечка скручена как террорист при задержании и вынуждена передвигаться согнувшись пополам, если не хочет, чтобы ей вывихнули плечо, параллельно осмысляя сообщения обо всем, что происходит на шаг впереди, а также на обочине и непосредственно в организме у идущего рядом.

Иногда личная жизнь бывала не в настроении, тогда трансляция прекращалась и рук не выкручивали, личная жизнь шагала чуть впереди, словно они с Сонечкой были незнакомы, и Сонечка долго примеривалась и выбирала момент, прежде чем спросить, не купить ли им к ужину огурцов, а в остальное время жалобно семенила следом, боясь потеряться.

И наконец наступало время, когда свидания обретали график. По субботам Сонечка должна была быть готова к 11 утра, и ровно в 11 раздавался звонок. Потом Сонечку везли в кафе, где она обязана была сидеть напротив за столом и слушать рассказ о том, что нового на работе или о том, что пишут в газетах, не забывая подавать реплики, подбадривать вопросами и высказывать в доступной форме суждения о вещах, о которых она согласна была говорить только за деньги, да и то не очень. 

Когда из личной жизни хором или по очереди высовывались и ребенок, и муж, и работа, т.е. весь комплект - тогда надежда считалась окончательно обманутой. В этот период Сонечкин блог набирал читателей как бешеный, все посты были в топе и в комментах бушевало в диапазоне от "пронзило до мурашек" до "автор меркантильная сука", потому что людям нравится читать про сплетенье бед и особенно про высший смысл.