Как за несколько лет Петербург превратил французского диджея в типичного петербуржца

Худой сорокалетний мужчина наклонился и обеими руками ощупал мое лицо. Это было странно. Мужчина встряхнул растрепанной пепельной головой и с уверенностью заявил: «Я тебя не знаю!». Он сильно сжал мне плечо костлявыми пальцами. По правде говоря, я тоже его видел его впервые. «Я тебя не знаю! Ты кто?» – весело выкрикнул он по-английски, будто бы крепко зажмурившись. «Айзек, это друг. Давай выпьем», – быстро сказал незнакомый парень, сидевший на этом балконе рядом со мной.  Был июнь, около полуночи, совсем светло. Под нами в ночной пробке фырчали автомобили. Девушки, сбросив каблуки, шли по асфальту босиком.

Коренные петербуржцы редко выпивают на балконах с видом на Невский проспект. По крайней мере, мы это делаем не чаще, чем катаемся на катере по рекам и каналам нашего города.

Мы втроем по очереди глотнули из бутылки. «Айзек — хозяин этой квартиры. Он слепой. Из Австралии или Новой Зеландии, точно не помню. Держит этот хостел на Невском. Ему тут девушки помогают. Живет, как рокстар. Ну, ты видишь», - сказал мой сосед по-русски. Он махнул рукой назад, в сторону дверного проема. Там в огромной, захламленной бутылками, накачанной дымом квартире на всех вавилонских языках шумели люди.  «Лео», - протянул мне руку парень. - «Я француз».

Это была вечеринка каучсерферов, свободных путешественников. Иными словами, одна из бесчисленных возможностей для иностранца в летнем Петербурге выпить и познакомиться с девушками. Такие вечеринки случаются в больших квартирах с трехметровыми потолками, в душных барах на Думской улице,—  на них приходят студенты, преподаватели иностранных языков, сотрудники международных компаний, работающие в Петербурге по долгосрочным контрактам.

Лео регулярно бывал на таких тусовках. Он жил здесь четыре года. До этого выучился на дипломата в Сорбонне, а потом решил побывать в какой-нибудь экзотической стране, как его друг, который после универистета съездил в Бразилию. Приехав в далекую Россию, Лео мгновенно стал местной достопримечательностью, как любой другой иностранец. И уже не вернулся в Париж. Когда я сделал комплимент его русскому языку, Лео, кажется, в шутку добавил французского прононса в дежурное «Благодарю». Видимо, он слышал такие комплименты тысячу раз.

Как представляют себе развеселую петербургскую жизнь те, кто мечтает жить Петербурге? Примерно так, как взаправду жил Лео. Две-три ночи в неделю Лео проводил за диджейским пультом на Думской. Играл на рейвах в других городах. Зарабатывал на жизнь уроками французского. Гулял по крышам. Давал интервью городским изданиям как локальная знаменитость. Интервью Лео на «Бумаге» прочли десять тысяч человек. За пару лет мы несколько раз случайно пересекались на вечеринках. Тем временем слепой хозяин хостела Айзек заподозрил Лео в том, что тот увел у него девушку (Лео говорит, что это неправда). А в начале этого года Лео позвонил мне и сообщил, что открывает французский кафе-бар.

Петербург небезосновательно считают барной столицей России. В петербургских барах петербуржцы обсуждают, какой еще бар стоило бы открыть. Почти шесть лет Лео скучал по французской еде. И вместе со своим русским учеником-петербургским предпринимателем решил открыл заведение с французским вином и едой.

Время для старта бизнеса партнеры выбрали самое подходящее. Друзья затеяли французское место в октябре 2014 года, через два месяца после запрета на ввоз сыров и других продуктов из Евросоюза, а открылись в феврале, в самый разгар кризиса. Лео пригласил меня на открытие. В своем баре он был кем-то вроде арт-директора, который занимался и организацией кинопоказов, и учил гостей французскому, и придумывал месту рекламу, и по старым знакомствам общался с прессой. К сожалению, в тот день я был занят. Я предложил Лео встретиться завтра. Потом — в другой день. И снова завтра. В общем, я проявил журналистскую расторопность и зашел к Лео через полгода.

«В Петербурге либо треш-бары, как на Думской, либо пафосные места, гламурные клубы и чопорные пабы. Чего-то среднего почти нет. Может быть, у нас вышло слишком тихое место для молодежной публики. Но Франция — это, прежде всего, оценка качества. И это качество сейчас очень трудно держать. Ведь плохая еда — это сразу до свидания, гости. А сейчас и цены, и продукты — все стало геморроем, — объясняет мне Лео. — Сыр мы покупаем швейцарский, пармезан еще есть в запасах. Но есть много блюд на основе сыра, о которых лучше даже не думать: фондю, тартифлет — все, что готовят в Альпах. Для России — это тоже бомба, но мы эту тему сразу закрыли». Зато в вине русские понимают, отмечает Лео: случайные гости то и дело спрашивают у бармена: шардоне или совиньон? 

В кафе Лео всего два небольших зала. С улицы видишь барную стойку, высокие столики, декор в стиле «металлик», круглые барные стулья, обитые кожей. Бармен разливает вино по бокалам, на крашенной белой краской кирпичной стене показывают популярное французское кино. 1+1; «Такси»; байопик Эдит Пиаф. Второй зал оклеен обоями, как гостиная. Тут есть столик с угловым диваном для компаний, на стенах висят киногерои французского кино и черно-белые фотографии Монмартра и Елисейских полей. Пару месяцев здесь висели фотографии, снятые петербургской девушкой, которая никогда не была в Париже. Она сняла в Петербурге места, которые кажутся ей парижскими. Кроме картинок на стенах и специфических позиций в меню, ничто не говорит о том, что это место с национальной кухней.

Бары на Думской многие называют типично берлинскими или гамбургскими. На Думской улице уже больше десяти лет держит культовый бар «Дача» немка Анна Кристин Альберс.  Правда, на Думской страшновато — иногда там стреляют из травматического оружия, а массовые драки случаются чуть ли не каждую неделю. Это настоящая петербургская клоака, которую за дешевую водку и легкие знакомства любят студенты и иностранцы. Там пляшут на крышах автомобилей и бьют стопки об асфальт. Ближе к площади Восстания — несколько более респектабельных мест, которые держат итальянцы: «Италия», «Венеция», «Амаркорд». Это, напротив, места для свиданий и тихих семейных вечеров: там можно попробовать не имеющий конкурентов капуччино с лимонником.

А французских мест в Петербурге мало.  В двух кварталах от Loft 75, на улице Марата, круглые сутки открыт знаменитый «Жан-Жак», сверхпопулярный российский китч на парижскую тему. Там все нарочито французское — красные стены, зеркала, музыка, луковый суп — в то время как по Loft 75 и не скажешь, что его хозяин — француз. «Мы хотели сделать непошлое французское место, — вздыхает Лео. — Ничего не имею против “Жан-Жак”, но это немного гипербола… Клише… Даже в Париже таких мест нет». Через пару минут размышлений вслух француз формулирует один из парадоксальных принципов петербургского малого бизнеса. «Я не хотел огромную Эйфелеву башню посередине кафе, мы же открыли это место для души, блин», – говорит Лео.

Сегодня Лео выглядит уставшим. У него круги под глазами. Он дает до 15 уроков французского в неделю. Мне кажется, теперь он улыбается, только когда есть повод, — как русский. Теперь он раздает интервью как француз, открывший бар на Колокольной. «Мне двадцать девять. Я уже не вернусь во Францию. Там очень сложно найти работу. Мне там только русский преподавать», — говорит Лео. Он планирует купить квартиру в спальном районе Петербурга. Бывает на Думской, только чтобы показать барную улицу другим иностранцам. Беспокоится о будущем. «Боюсь, что в экономике наступит реальная жопа, людям будет на на что жить, на улицах станет опасно», — проговаривает Лео мантру, которую я каждый день слышу от своих русских друзей в последние месяцы. «А что изменилось за два года?» — «Я постарел», — смеется Лео.

Иностранцы, оказавшись здесь, обычно узнают Петербург наощупь, как слепой «рокстар» Айзек, стремясь все попробовать, проглотить, увидеть, пережить. Но некоторые из них, как Лео, незаметно превращаются в петербуржцев — воспитанных сдержанных, умеренно и со вкусом пьющих, избегающих пошлость и крикливость.

«Ты как себя чувствуешь в ваших маршрутках? Это для француза вообще непонятно что — и не такси, и не автобус. Я два года не мог себя заставить  выкрикнуть на весь автобус свою остановку. Ждал и надеялся, что кто-то решит выйти там, где надо выходить мне». Знаем, Лео, такую тему.