Ветер ли старое имя развеял

- Вот здесь это было, да. Я тогда здесь работала, вот в этом здании, я тебе рассказывала. Да, вот так вот выходила вечером с работы прямо на набережную. С видом на Исаакий, самое открыточное место. Я тогда еще смеялась - мол, люди с другого континента летят, сумасшедшие деньги платят, чтобы один раз на этом месте постоять. А я каждый вечер и даром.

- Он мне сперва не очень понравился. Мне вообще никто сперва не нравится, они для меня все без лиц сначала. Мне нужно, чтобы он что-то сказал или сделал, чтобы подал знак. Чтобы сказал пароль. Вот тогда у него появляется лицо и имя. Я до сих пор не знаю, каким должен быть этот пароль. Но его ни с чем не спутаешь, это как занавес в театре - ты просто это видишь и понимаешь, что это началось и что это как-то называется.

- Имя - это очень важно. Я как-то однажды плакала, ужасно горько, не помню уже из-за чего - что-то случилось или кто-то обидел, и подумала вдруг, что когда вот так плачешь, надо ведь кого-то звать. Ну, как дети маму зовут. Нет, я маму не звала, не помню. Но должен быть кто-то, какое-то имя надо называть, когда вот так плачешь. А звать некого, все же без имен. И без лиц, да. Никто не придет. Поэтому очень важно, когда вдруг есть имя. Сразу кажется, что можно позвать.

- Он меня тогда подвез на работу, мы только-только познакомились. У меня были вечерние лекции, он знал, во сколько они заканчиваются. А мне работать не хотелось в этот день, я была вся в мечтах и с букетом, и я ушла раньше на полчаса. Вышла на эту набережную, постояла посмотрела на воду и пошла с букетом в обнимку оттуда прочь. Дошла уже почти до дома, когда он позвонил, что ждет меня в машине, там у этой воды, через три часа вернулся встретить, не мог не. А я ушла, упустила свое счастье, сама все разрушила. Это я так подумала тогда. Что мне сказали пароль, назвали имя, а я замешкалась с отзывом, и все пропало.

- Я тогда очень много значения придавала таким вещам. Но это ведь действительно очень важные вещи. Эти двери - они ведь открываются только на мгновение, и если не успел войти, то все. Иногда они открываются ровно перед тобой, и тебе кажется, что это что-то значит, и ты в них входишь. Да что я тебе рассказываю, ты и сам знаешь.

- А через два дня он снова за мной приехал. Я не знала, мы не договаривались, я еще подумала - вот бы сейчас там стояла его машина, и посмеялась, что так не бывает, что за дикая идея, мол. А потом я просто вышла, как обычно, на эту набережную, и вечернее солнышко слепило глаза, и его машина стояла прямо напротив. И у него уже было имя и лицо, и я вошла в эту дверь, которая открывалась и закрывалась как хотела и с этим ничего нельзя было сделать. И да, я довольно долго там пробыла.

- Эта дверь потом довольно долго по мне лупила, и уворачиваться было бесполезно, у нее был какой-то свой график. Но у меня было имя, которое хотелось произносить, и очень скоро оно мне понадобилось по своему прямому назначению, чтобы плакать и звать, но звать было тоже совершенно бесполезно, он появлялся всегда внезапно и ниоткуда. Или нужно было звать все время, и я, в общем, так и делала, и иногда он действительно приходил, даже не всегда по своей воле, иногда нас просто друг на друга выносило этой дверью, и это было еще хуже, потому что это значило, что имя не помогает и дело не в имени.

- У меня с тех пор картина мира такая, странная немного. Т.е. счастье как бы есть, но только пока ты его видишь. И то не факт, что тебе не показалось. Нет, не так. Счастье есть, но на него никогда нельзя рассчитывать. Ты его все равно потеряешь, не завтра, так послезавтра, надо быть к этому готовой. Или, наверное, даже вот так: счастье есть, но из этого ничего не следует. Жить надо так, как будто его нет.

- Я это место видеть с тех пор не могу. Вообще на этом берегу стараюсь не бывать. Зачем мы сюда пришли вообще.