Дочки-матери
Сперва вас гнобила мама.
Вы-то думали, она будет вас любить и нежить, греть и утешать. А она полюбила немножко в самом начале, а потом началось.
Во-первых, ничего было нельзя. Непонятно почему, нельзя и все. Потому что мама будет орать. Или помирать. Или еще как-нибудь изводить. Причем нельзя было именно того, чего хотелось, а надо было, наоборот, манную кашу, фортепиано и ночевать дома. Вам запрещено было радоваться, чего-то хотеть, читать интересное, носить красивое и обнимать того, кто нравился. Грустить, злиться и протестовать вам было тоже запрещено.
Ваши вещи немедленно прятались с глаз долой, словно ее раздражал любой след вашего присутствия, словно она постоянно пыталась сделать так, как будто вы здесь не живете, как будто вас нет. У нее это называлось - наводить порядок. Порядок для нее означал, что вас нет. А что вы есть - для нее это означало беспорядок.
Ее не устраивало в вас абсолютно все, и угодить ей было невозможно. Все люди на свете, самые чужие и самые противные, нравились ей больше, чем вы. Она всегда была вами недовольна, и вы ее боялись, боялись ее взгляда, втягивали голову в плечи, когда она просто проходила мимо, а если она к вам приближалась, это значило - вы опять что-то сделали не так, опять вы хуже всех. От вас вечно чего-то ждали и не объясняли, чего именно, вы должны были сами угадать, и вечно промахивались и снова получали нагоняй.
Вы жили в одном доме с этой женщиной, замерев от страха и не имея права ни на что, даже на этот страх, и мечтали, что когда-нибудь все это закончится, что вас вызволят, утешат и согреют и станут наконец любить, и в конце концов пришел мужчина и увел вас с собой.
Вы думали, что все плохое закончилось, что теперь все будет иначе, что вас возьмут наконец на ручки, но он полюбил вас немножко в самом начале, а потом началось.
Во-первых, ничего было нельзя. Никто вам не объяснял почему, вы сами это откуда-то знали. Нельзя было грустить, злиться и протестовать, нельзя было радоваться и чего-то хотеть, заниматься тем, что нравится и говорить, что думаешь. Потому что иначе он уйдет.
Мама когда-то тоже вас этим пугала, пока вы были несмышленая, но потом вы подросли и вам стало хорошо без мамы, а с мамой стало плохо, и вы мучились от того, что вас не отпускают, держат в тюрьме, и считали дни до освобождения. С этим мужчиной вам было гораздо страшнее, чем с мамой, потому что без него вам тоже было плохо, без него вам не было жизни, и вы боялись, что он обидит, и одновременно боялись, что он уйдет, потому что с этим мужчиной вы, в отличие от мамы, хотели быть вместе.
Угодить ему было тоже невозможно, вы вечно были хуже всех и каждую минуту ждали плохих новостей, совершенно не представляя, как их предотвратить. А вас обижали по любому поводу, плевали на ваши желания и прав у вас снова не было никаких и даже еще меньше, потому что вы вписались в это добровольно и отвечали головой за каждую минуту этой вашей любви, в которой вас снова не любили и не утешали, и в конце концов у вас родился ребенок.
И снова вы думали, что все плохое закончилось, что уж теперь-то вас точно будут любить, что все предыдущие ваши беды не стоят выеденного яйца. И в этом вы были правы, потому что ваш ребенок полюбил вас немножко в самом начале, а потом началось.
Его не устраивало абсолютно все, и угодить ему было невозможно, и вам опять было все запрещено, но на этот раз всерьез. Потому что в те минуты, когда он не совал пальцы в розетку, не прыгал с поезда, не пробовал вещества, не лежал лицом к стене, короче - в те минуты, когда ваш ребенок не пытался каким-нибудь еще способом себя погубить, а также в те дни, когда он не был смертельно болен - он был просто в плохом настроении и неласков с вами без всякой причины, и снова вы были хуже всех, только на этот раз это действительно имело значение.
Он разбрасывал повсюду свои вещи, проникая в ваш мир и засоряя, разрушая его, он оставлял повсюду эти метки своего присутствия, словно говоря - вас здесь нет, теперь это моя территория. Он занимал ваше время, постоянно подбрасывая новые задания, и ваши желания никогда его не интересовали, потому что вам не полагалось их иметь. Он постоянно был несчастен, и поэтому любая ваша радость была запретной и краденой.
Так гнобить человека, как его гнобят собственные дети, не способен ни один мужчина и ни одна мама на свете.
Вы каждую минуту ждали плохих новостей и цепенели от любого телефонного звонка. Только теперь речь шла уже не о том, что мама накажет, и не о том, что любимый покинет. Теперь речь шла о том, что если вы ошибетесь - с вашим ребенком случится несчастье.
И только тогда вы постепенно начали понимать, как невелика была та власть, что имел над вами мужчина, и как ничтожны были ставки в той игре, что когда-то чуть не сжила вас со свету. И как бессильна была против вас ваша мама, и каким безоблачным было ваше рабство в родительском доме - вы поняли это только теперь, увидев, что такое настоящее рабство и настоящая власть.
Такая власть, когда у вас действительно каждую минуту могут отобрать все. Когда вас могут сделать навеки несчастной, даже не задумываясь об этом. Когда вам могут сделать больно тысячей разных способов, а у вас нет ни одного. Такая власть, которой обладает над вами ваш ребенок и которой никогда не обладала ваша мама.
И тогда вы простили свою маму.
Комментарии (82)