Городские гении. Непризнанная версия

Ребенок вернулся примерно в одиннадцать, полный искренней печали. Сопя стянула мартинсы,   скинула даффлкот.

Я малодушно решила не трогать ее за экзистенциальное, рассчитывала что сама повеселеет, но она пришла ко мне в комнату, рухнула на  кровать, как умеют падать подростки подкошенные не меньше чем бременем мира, и сказала "я встретила странного дядечку".

- Это любовь? - я старалась звучать непринужденно и иронично.

- Нет, правда странного, - настаивал ребенок, - мы с девочками сидели в "Бургер кинге" и он туда зашел, со своей сумкой-тележкой. Прошел между столами через весь зал, заглядывая кто что что ест и пьет. Остановился возле нас, прищурился и говорит: "Не изволите ли водочки?" Мы такие, нет, спасибо, мы не пьем. Он сказал "Похвально, похвально" и пошел к выходу, таща за собой эту непонятную сумку-тележку. А потом мы на остановке ждали трамвая, смотрим - он тоже подходит, и сам с собой разговаривает, что-то про бозон Хиггса. Посмотрел на нас, и говорит "Кажется, мы с вами знакомы? Я вас где-то видел. Нет? Тогда позвольте я вам о себе расскажу всё. Я очень талантлив - давно, с детства. Я кончил с отличием, поступил блистательно, написал много работ по математике и физике. Но я был талантлив и в других сфэрах! Я писал отличные стихи, сейчас я вам почитаю".

- Огосподи, - вздохнула я, - поэт в России бельше чем людей. И что он стал стихи вам читать? А вы тихо ржали наверное.

- Он что-то стал читать нараспев, потом быстро оборвал себя, и говорит вижу, мол, вы заскучали, лучше я вам спою сейчас, я умею как Шаляпин. И представляешь, он запел! Громко так и как бы винтажно что ли, ну в опере еще так поют. Нам стало его очень жалко, это было так щемяще нелепо: крупный дяденька, видно что не бомж, чистый, одет неплохо, стоит и поет как в телевизоре из прошлого. И сумка на колесах рядом.

- Неловко такое видеть, я понимаю, да, конфузишься сразу.

- ну да. Потом он оборвал пение, достал из своей сумки газету, помахал ею и стал рассказывать про нобелевку, что ее должен был получить он, потому что он еще давно в какой-то своей работе выдвинул теорию, что нейтрино обладает массой. И дальше стал рассказывать про Большой Взрыв, типы нейтрино и бозон Хиггса. И тут подошел трамвай. Он встрепенулся и заспешил ко входу. Мы не сговариваясь решили что в этом трамвае не едем, ждем другого.

- Питерские сумасшедшие - самые изысканные и талантливые в мире, - сказала я, чтобы что-то сказать.

- А ведь у него и вправда была такая жизнь, не придумал же он ее. А потом что-то случилось, какой-то сбой, и теперь он гуляет по городу неприкаянный и безумный как Шляпник.

- Ничего, детка, - сказала я, - этот город холит своих безумцев, пускает их в свои альтернативные коридоры.
Такие люди -  часть его букета, плоть от плоти его.

Замолчав, я додумывала еще про то, что встречи с такими дядечками отзываются  нотой высокой питерской печали, которая как в дорогих духах может догнать тебя даже несколько дней спустя, уколоть многомерностью мира, и ты ощущаешь озноб пограничности,  и кутаешься, кутаешься  в реальность, как в теплую шаль.

Детка тоже молчала и смотрела куда-то в себя. Наверное придумывала себе новый статус Вконтакте).